Дивизию полков-ника Деева, в состав которой входила артил-ле-рий-ская батарея под коман-до-ва-нием лейте-нанта Дроз-дов-ского, в числе многих других пере-бра-сы-вали под Сталин-град, где скап-ли-ва-лись основные силы Совет-ской Армии. В состав батареи входил взвод, которым коман-довал лейте-нант Кузнецов. Дроз-дов-ский и Кузнецов окон-чили одно училище в Актю-бинске. В училище Дроз-дов-ский «выде-лялся подчёрк-нутой, будто врож-дённой своей выправкой, властным выра-же-нием тонкого блед-ного лица — лучший курсант в диви-зионе, любимец коман-диров-стро-е-виков». И вот теперь, после окон-чания училища, Дроз-дов-ский стал ближайшим коман-диром Кузне-цова.

Взвод Кузне-цова состоял из 12 человек, среди которых были Чибисов, наводчик первого орудия Нечаев и старший сержант Уханов. Чибисов успел побы-вать в немецком плену. На таких, как он, смот-рели косо, поэтому Чибисов изо всех сил старался услу-жить. Кузнецов считал, что Чибисов должен был покон-чить с собой, вместо того, чтобы сдаться, но Чиби-сову было больше сорока, и в тот момент он думал только о своих детях.

Нечаев, бывший моряк из Влади-во-стока, был неис-пра-вимым бабником и при случае любил поуха-жи-вать за санин-струк-тором батареи Зоей Елагиной.

До войны сержант Уханов служил в уголовном розыске, потом окончил Актю-бин-ское военное училище вместе с Кузне-цовым и Дроз-дов-ским. Однажды Уханов возвра-щался из само-волки через окно туалета, наткнулся на коман-дира диви-зиона, который восседал на толчке и не смог сдер-жать смеха. Разра-зился скандал, из-за кото-рого Уханову не дали офицер-ского звания. По этой причине Дроз-дов-ский отно-сился к Уханову прене-бре-жи-тельно. Кузнецов же принимал сержанта как равного.

Санин-структор Зоя на каждой оста-новке прибе-гала к вагонам, в которых разме-ща-лась батарея Дроз-дов-ского. Кузнецов дога-ды-вался, что Зоя прихо-дила только для того, чтобы увидеть коман-дира батареи.

На последней оста-новке к эшелону прибыл Деев, командир дивизии, в которую входила и батарея Дроз-дов-ского. Рядом с Деевым «опираясь на палочку, шёл сухо-щавый, слегка неровный в походке незна-комый генерал. <...> Это был коман-ду-ющий армией генерал-лейте-нант Бессонов». Восем-на-дца-ти-летний сын гене-рала пропал без вести на Волхов-ском фронте, и теперь каждый раз, когда взгляд гене-рала падал на какого-нибудь моло-день-кого лейте-нанта, он вспо-минал о сыне.

На этой оста-новке дивизия Деева выгру-зи-лась из эшелона и двину-лась дальше на лоша-диной тяге. Во взводе Кузне-цова лошадьми управ-ляли ездовые Рубин и Сергу-ненков. На закате сделали короткий привал. Кузнецов дога-ды-вался, что Сталин-град остался где-то за спиной, но не знал, что их дивизия двига-лась «навстречу начавшим наступ-ление немецким танковым диви-зиям с целью дебло-ки-ро-вать окру-жённую в районе Сталин-града много-ты-сячную армию Паулюса».

Кухни отстали и зате-ря-лись где-то в тылу. Люди были голодны и вместо воды соби-рали с обочин затоп-танный, грязный снег. Кузнецов заго-ворил об этом с Дроз-дов-ским, но тот резко осадил его, заявив, что это в училище они были на равных, а теперь командир — он. «Каждое слово Дроз-дов-ского <...> подни-мали в Кузне-цове такое необо-римое, глухое сопро-тив-ление, как будто то, что делал, говорил, прика-зывал ему Дроз-дов-ский, было упрямой и рассчи-танной попыткой напом-нить о своей власти, унизить его». Армия двину-лась дальше, на все лады ругая пропавших где-то старшин.

В то время как танковые дивизии Манштейна начали прорыв к окру-жённой нашими войсками груп-пи-ровке генерал-полков-ника Паулюса, свеже-сфор-ми-ро-ванная армия, в составе которой входила и дивизия Деева, по приказу Сталина была брошена на юг, навстречу немецкой ударной группе «Гот». Этой новой армией и коман-довал генерал Пётр Алек-сан-дрович Бессонов, немо-лодой замкнутый человек. «Он не хотел нравиться всем, не хотел казаться приятным для всех собе-сед-ником. Подобная мелкая игра с целью заво-е-вания симпатий всегда претила ему».

В последнее время гене-ралу каза-лось, что «вся жизнь сына чудо-вищно неза-метно прошла, скольз-нула мимо него». Всю жизнь, пере-езжая из одной военной части в другую, Бессонов думал, что ещё успеет пере-пи-сать свою жизнь набело, но в госпи-тале под Москвой ему «впервые пришла мысль, что его жизнь, жизнь воен-ного, наверное, может быть только в един-ственном вари-анте, который он сам выбрал раз и навсегда». Именно там произошла его последняя встреча с сыном Виктором — свеже-ис-пе-чённым младшим лейте-нантом пехоты. Жена Бессо-нова, Ольга, просила, чтобы он взял сына к себе, но Виктор отка-зался, а Бессонов не наста-ивал. Теперь его мучило сознание, что он мог уберечь един-ствен-ного сына, но не сделал этого. «Он всё острее чувствовал, что судьба сына стано-вится его отцов-ским крестом».

Даже во время приёма у Сталина, куда Бессо-нова пригла-сили перед новым назна-че-нием, возник вопрос о его сыне. Сталин был прекрасно осве-домлён о том, что Виктор входил в состав армии гене-рала Власова, да и сам Бессонов был с ним знаком. Тем не менее, назна-чение Бессо-нова гене-ралом новой армии Сталин утвердил.

C 24 по 29 ноября войска Донского и Сталин-град-ского фронтов вели бои против окру-жённой немецкой груп-пи-ровки. Гитлер приказал Паулюсу сражаться до послед-него солдата, затем поступил приказ об операции «Зимняя гроза» — прорыве окру-жения немецкой армией «Дон» под коман-до-ва-нием генерал-фельд-мар-шала Манштейна. 12 декабря генерал-полковник Гот нанёс удар в стык двух армий Сталин-град-ского фронта. К 15 декабря немцы продви-ну-лись на сорок пять кило-метров к Сталин-граду. Введённые резервы не смогли изме-нить обста-новку — немецкие войска упорно проби-ва-лись к окру-жённой груп-пи-ровке Паулюса. Главной задачей армии Бессо-нова, усиленной танковым корпусом, было задер-жать немцев, а затем заста-вить их отсту-пать. Последним рубежом была река Мышкова, после которой до самого Сталин-града прости-ра-лась ровная степь.

На КП армии, распо-ло-женном в полу-раз-ру-шено станице, произошёл непри-ятный разговор между гене-ралом Бессо-новым и членом воен-ного совета, диви-зи-онным комис-саром Вита-лием Исае-вичем Весниным. Бессонов не доверял комис-сару, считал, что его послали присмат-ри-вать за ним из-за мимо-лёт-ного знаком-ства с преда-телем, гене-ралом Власовым.

Глубокой ночью дивизия полков-ника Деева начала окапы-ваться на берегу реки Мышковой. Батарея лейте-нанта Кузне-цова вкапы-вала орудия в мёрзлую землю на самом берегу реки, ругая стар-шину, на сутки отстав-шего от батареи вместе с кухней. Присев немного отдох-нуть, лейте-нант Кузнецов вспомнил родное Замоск-во-речье. Отец лейте-нанта, инженер, просту-дился на стро-и-тель-стве в Магни-то-горске и умер. Дома оста-лись мать и сестра.

Окопав-шись, Кузнецов вместе с Зоей отпра-вился в командный пункт к Дроз-дов-скому. Кузнецов смотрел на Зою, и ему каза-лось, что он «видел её, Зою, <...> в уютно натоп-ленном на ночь доме, за столом, покрытым к празд-нику чистой белой скатертью», в своей квар-тире на Пятницкой.

Командир батареи объяснил военную обста-новку и заявил, что недо-волен дружбой, которая возникла между Кузне-цовым и Ухановым. Кузнецов возразил, что Уханов мог бы быть хорошим коман-диром взвода, если бы получил звание.

Когда Кузнецов вышел, Зоя оста-лась с Дроз-дов-ским. Он заго-ворил с ней «ревнивым и одновре-менно требо-ва-тельным тоном чело-века, который имел право спра-ши-вать её так». Дроз-дов-ский был недо-волен тем, что Зоя слишком часто наве-щает взвод Кузне-цова. Он хотел скрыть ото всех свои отно-шения с ней — боялся сплетен, которые начнут ходить по батарее и просо-чатся в штаб полка или дивизии. Зое горько было думать, что Дроз-дов-ский так мало любит её.

Дроз-дов-ский был из семьи потом-ственных военных. Его отец погиб в Испании, мать умерла в том же году. После смерти роди-телей Дроз-дов-ский не пошёл в детский дом, а жил у дальних родствен-ников в Ташкенте. Он считал, что роди-тели предали его и боялся, что Зоя тоже его предаст. Он требовал у Зои дока-за-тельств её любви к нему, но она не могла пере-сту-пить последнюю черту, и это злило Дроз-дов-ского.

На батарею Дроз-дов-ского прибыл генерал Бессонов, который ждал возвра-щения развед-чиков, отпра-вив-шихся за «языком». Генерал понимал, что наступил пере-ломный момент войны. Пока-зания «языка» должны были дать недо-ста-ющие сведения о резервах немецкой армии. От этого зависел исход Сталин-град-ской битвы.

Бой начался с налёта «Юнкерсов», после кото-рого в атаку пошли немецкие танки. Во время бомбёжки Кузнецов вспомнил об орудийных прицелах — если их разо-бьют, батарея не сможет стре-лять. Лейте-нант хотел послать Уханова, но понял, что не имеет права и никогда не простит себе, если с Ухановым что-то случится. Рискуя жизнью, Кузнецов пошёл к орудиям вместе с Ухановым и обна-ружил там ездовых Рубина и Сергу-нен-кова, с кото-рыми лежал тяжело раненный разведчик.

Отправив развед-чика на НП, Кузнецов продолжал бой. Вскоре он уже не видел ничего вокруг себя, он коман-довал орудием «в злом упоении, в азартном и неистовом един-стве с расчётом». Лейте-нант ощущал «эту нена-висть к возможной смерти, эту слитость с орудием, эту лихо-радку бредо-вого бешен-ства и лишь краем сознания понимая, что он делает».

Тем временем немецкая само-ходка спря-та-лась за двумя подби-тыми Кузне-цовым танками и начала в упор расстре-ли-вать соседнее орудие. Оценив обста-новку, Дроз-дов-ский вручил Сергу-нен-кову две проти-во-тан-ковые гранаты и приказал подползти к само-ходке и уничто-жить её. Молодой и испу-ганный, Сергу-ненков погиб, так и не выполнив приказа. «Он послал Сергу-нен-кова, имея право прика-зы-вать. А я был свиде-телем — и на всю жизнь прокляну себя за это», — подумал Кузнецов.

К концу дня стало ясно, что русские войска не выдер-жи-вают натиск немецкой армии. Немецкие танки уже прорва-лись на северный берег реки Мышковой. Генерал Бессонов не хотел вводить в бой свежие войска, боясь, что у армии не хватит сил для реша-ю-щего удара. Он приказал биться до послед-него снаряда. Теперь Веснин понял, почему ходили слухи о жесто-кости Бессо-нова.

Пере-брав-шись на КП Деева, Бессонов понял, что именно сюда немцы напра-вили основной удар. Разведчик, найденный Кузне-цовым, сообщил, что ещё два чело-века вместе с захва-ченным «языком» застряли где-то в немецком тылу. Вскоре Бессо-нову доло-жили, что немцы начали окру-жать дивизию.

Из штаба прибыл начальник контр-раз-ведки армии. Он показал Веснину немецкую листовку, где была напе-ча-тана фото-графия сына Бессо-нова, и расска-зы-ва-лось, как хорошо ухажи-вают в немецком госпи-тале за сыном извест-ного русского воена-чаль-ника. В штабе хотели, чтобы Бесс-нонов неот-лучно пребывал в КП армии, под присмотром. Веснин не поверил в преда-тель-ство Бессо-нова-млад-шего, и решил пока не пока-зы-вать эту листовку гене-ралу.

Бессонов ввёл в бой танковый и меха-ни-зи-ро-ванный корпуса и попросил Веснина поехать навстречу и пото-ро-пить их. Выполняя просьбу гене-рала, Веснин погиб. Генерал Бессонов так и не узнал, что его сын жив.

Един-ственное уцелевшее орудие Уханова замол-чало поздним вечером, когда кончи-лись снаряды, добытые у других орудий. В это время танки генерал-полков-ника Гота форси-ро-вали реку Мышкову. С наступ-ле-нием темноты бой стал стихать за спиной.

Теперь для Кузне-цова всё «изме-ря-лось другими кате-го-риями, чем сутки назад». Уханов, Нечаев и Чибисов были еле живы от уста-лости. «Это одно-един-ственное уцелевшее орудие <...> и их четверо <...> были награж-дены улыб-нув-шейся судьбой, случайным счастьем пере-жить день и вечер нескон-ча-е-мого боя, прожить дольше других. Но радости жизни не было». Они оказа-лись в немецком тылу.

Внезапно немцы снова начали атако-вать. При свете ракет они увидели в двух шагах от своей огневой площадки тело чело-века. Чибисов выстрелил в него, приняв за немца. Это оказался один из тех русских развед-чиков, которых так ждал генерал Бессонов. Ещё двое развед-чиков вместе с «языком» спря-та-лись в воронке возле двух подбитых броне-транс-пор-тёров.

В это время у расчёта появился Дроз-дов-ский, вместе с Рубиным и Зоей. Не взглянув на Дроз-дов-ского, Кузнецов взял Уханова, Рубина и Чиби-сова и отпра-вился на помощь развед-чику. Вслед за группой Кузне-цова увязался и Дроз-дов-ский с двумя связи-стами и Зоей.

Плен-ного немца и одного из развед-чиков нашли на дне большой воронки. Дроз-дов-ский приказал искать второго развед-чика, несмотря на то, что, проби-раясь к воронке, он привлёк внимание немцев, и теперь весь участок нахо-дился под пуле-мётным огнём. Сам Дроз-дов-ский пополз обратно, взяв с собой «языка» и уцелев-шего развед-чика. По дороге его группа попала под обстрел, во время кото-рого Зою тяжело ранило в живот, а Дроз-дов-ского конту-зило.

Когда Зою на развёр-нутой шинели донесли до расчёта, она была уже мертва. Кузнецов был как во сне, «всё, что держало его эти сутки в неесте-ственном напря-жении <...> вдруг рассла-би-лось в нём». Кузнецов почти нена-видел Дроз-дов-ского за то, что тот не уберёг Зою. «Он плакал так одиноко и отча-янно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слёз».

Уже поздним вечером Бессонов понял, что немцев не удалось столк-нуть с север-ного берега реки Мышковой. К полу-ночи бои приоста-но-ви-лись, и Бессонов думал, не связано ли это с тем, что немцы исполь-зо-вали все резервы. Наконец, на КП доста-вили «языка», который сообщил, что немцы действи-тельно ввели в бой резервы. После допроса Бессо-нову сооб-щили, что погиб Веснин. Теперь Бессонов жалел, что их взаи-мо-от-но-шения «по вине его, Бессо-нова, <...> выгля-дели не такими, как хотел Веснин и какими они должны были быть».

С Бессо-новым связался коман-ду-ющий фронтом и сообщил, что четыре танковых дивизии успешно выходят в тыл армии «Дон». Генерал приказал атако-вать. Тем временем адъютант Бессо-нова нашёл среди вещей Веснина немецкую листовку, но так и не осме-лился сказать о ней гене-ралу.

Минут через сорок после начала атаки бой достиг пере-ломной точки. Следя за боем, Бессонов не поверил своим глазам, когда увидел, что на правом берегу уцелело несколько орудий. Введённые в бой корпуса оттес-нили немцев на правый берег, захва-тили пере-правы и начали окру-жать немецкие войска.

После боя Бессонов решил проехать по правому берегу, взяв с собой все имею-щиеся в наличии награды. Он награждал всех, кто остался в живых после этого страш-ного боя и немец-кого окру-жения. Бессонов «не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благо-дар-ности». Орденом Крас-ного Знамени был награждён весь расчёт лейте-нанта Кузне-цова. Уханова задело, что Дроз-дов-скому тоже достался орден.

Кузнецов, Уханов, Рубин и Нечаев сидели и пили водку с опущен-ными в неё орде-нами, а впереди продол-жался бой.

Юрий Васильевич Бондарев

«Горячий снег»

Дивизию полковника Деева, в состав которой входила артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в числе многих других перебрасывали под Сталинград, где скапливались основные силы Советской Армии. В состав батареи входил взвод, которым командовал лейтенант Кузнецов. Дроздовский и Кузнецов окончили одно училище в Актюбинске. В училище Дроздовский «выделялся подчёркнутой, будто врождённой своей выправкой, властным выражением тонкого бледного лица — лучший курсант в дивизионе, любимец командиров-строевиков». И вот теперь, после окончания училища, Дроздовский стал ближайшим командиром Кузнецова.

Взвод Кузнецова состоял из 12 человек, среди которых были Чибисов, наводчик первого орудия Нечаев и старший сержант Уханов. Чибисов успел побывать в немецком плену. На таких, как он, смотрели косо, поэтому Чибисов изо всех сил старался услужить. Кузнецов считал, что Чибисов должен был покончить с собой, вместо того, чтобы сдаться, но Чибисову было больше сорока, и в тот момент он думал только о своих детях.

Нечаев, бывший моряк из Владивостока, был неисправимым бабником и при случае любил поухаживать за санинструктором батареи Зоей Елагиной.

До войны сержант Уханов служил в уголовном розыске, потом окончил Актюбинское военное училище вместе с Кузнецовым и Дроздовским. Однажды Уханов возвращался из самоволки через окно туалета, наткнулся на командира дивизиона, который восседал на толчке и не смог сдержать смеха. Разразился скандал, из-за которого Уханову не дали офицерского звания. По этой причине Дроздовский относился к Уханову пренебрежительно. Кузнецов же принимал сержанта как равного.

Санинструктор Зоя на каждой остановке прибегала к вагонам, в которых размещалась батарея Дроздовского. Кузнецов догадывался, что Зоя приходила только для того, чтобы увидеть командира батареи.

На последней остановке к эшелону прибыл Деев, командир дивизии, в которую входила и батарея Дроздовского. Рядом с Деевым «опираясь на палочку, шёл сухощавый, слегка неровный в походке незнакомый генерал. <…> Это был командующий армией генерал-лейтенант Бессонов». Восемнадцатилетний сын генерала пропал без вести на Волховском фронте, и теперь каждый раз, когда взгляд генерала падал на какого-нибудь молоденького лейтенанта, он вспоминал о сыне.

На этой остановке дивизия Деева выгрузилась из эшелона и двинулась дальше на лошадиной тяге. Во взводе Кузнецова лошадьми управляли ездовые Рубин и Сергуненков. На закате сделали короткий привал. Кузнецов догадывался, что Сталинград остался где-то за спиной, но не знал, что их дивизия двигалась «навстречу начавшим наступление немецким танковым дивизиям с целью деблокировать окружённую в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса».

Кухни отстали и затерялись где-то в тылу. Люди были голодны и вместо воды собирали с обочин затоптанный, грязный снег. Кузнецов заговорил об этом с Дроздовским, но тот резко осадил его, заявив, что это в училище они были на равных, а теперь командир — он. «Каждое слово Дроздовского <…> поднимало в Кузнецове такое необоримое, глухое сопротивление, как будто то, что делал, говорил, приказывал ему Дроздовский, было упрямой и рассчитанной попыткой напомнить о своей власти, унизить его». Армия двинулась дальше, на все лады ругая пропавших где-то старшин.

В то время как танковые дивизии Манштейна начали прорыв к окружённой нашими войсками группировке генерал-полковника Паулюса, свежесформированная армия, в составе которой входила и дивизия Деева, по приказу Сталина была брошена на юг, навстречу немецкой ударной группе «Гот». Этой новой армией и командовал генерал Пётр Александрович Бессонов, немолодой замкнутый человек. «Он не хотел нравиться всем, не хотел казаться приятным для всех собеседником. Подобная мелкая игра с целью завоевания симпатий всегда претила ему».

В последнее время генералу казалось, что «вся жизнь сына чудовищно незаметно прошла, скользнула мимо него». Всю жизнь, переезжая из одной военной части в другую, Бессонов думал, что ещё успеет переписать свою жизнь набело, но в госпитале под Москвой ему «впервые пришла мысль, что его жизнь, жизнь военного, наверное, может быть только в единственном варианте, который он сам выбрал раз и навсегда». Именно там произошла его последняя встреча с сыном Виктором — свежеиспечённым младшим лейтенантом пехоты. Жена Бессонова, Ольга, просила, чтобы он взял сына к себе, но Виктор отказался, а Бессонов не настаивал. Теперь его мучило сознание, что он мог уберечь единственного сына, но не сделал этого. «Он всё острее чувствовал, что судьба сына становится его отцовским крестом».

Даже во время приёма у Сталина, куда Бессонова пригласили перед новым назначением, возник вопрос о его сыне. Сталин был прекрасно осведомлён о том, что Виктор входил в состав армии генерала Власова, да и сам Бессонов был с ним знаком. Тем не менее, назначение Бессонова генералом новой армии Сталин утвердил.

C 24 по 29 ноября войска Донского и Сталинградского фронтов вели бои против окружённой немецкой группировки. Гитлер приказал Паулюсу сражаться до последнего солдата, затем поступил приказ об операции «Зимняя гроза» — прорыве окружения немецкой армией «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. 12 декабря генерал-полковник Гот нанёс удар в стык двух армий Сталинградского фронта. К 15 декабря немцы продвинулись на сорок пять километров к Сталинграду. Введённые резервы не смогли изменить обстановку — немецкие войска упорно пробивались к окружённой группировке Паулюса. Главной задачей армии Бессонова, усиленной танковым корпусом, было задержать немцев, а затем заставить их отступать. Последним рубежом была река Мышкова, после которой до самого Сталинграда простиралась ровная степь.

На КП армии, расположенном в полуразрушенной станице, произошёл неприятный разговор между генералом Бессоновым и членом военного совета, дивизионным комиссаром Виталием Исаевичем Весниным. Бессонов не доверял комиссару, считал, что его послали присматривать за ним из-за мимолётного знакомства с предателем, генералом Власовым.

Глубокой ночью дивизия полковника Деева начала окапываться на берегу реки Мышковой. Батарея лейтенанта Кузнецова вкапывала орудия в мёрзлую землю на самом берегу реки, ругая старшину, на сутки отставшего от батареи вместе с кухней. Присев немного отдохнуть, лейтенант Кузнецов вспомнил родное Замоскворечье. Отец лейтенанта, инженер, простудился на строительстве в Магнитогорске и умер. Дома остались мать и сестра.

Окопавшись, Кузнецов вместе с Зоей отправился в командный пункт к Дроздовскому. Кузнецов смотрел на Зою, и ему казалось, что он «видел её, Зою, <…> в уютно натопленном на ночь доме, за столом, покрытым к празднику чистой белой скатертью», в своей квартире на Пятницкой.

Командир батареи объяснил военную обстановку и заявил, что недоволен дружбой, которая возникла между Кузнецовым и Ухановым. Кузнецов возразил, что Уханов мог бы быть хорошим командиром взвода, если бы получил звание.

Когда Кузнецов вышел, Зоя осталась с Дроздовским. Он заговорил с ней «ревнивым и одновременно требовательным тоном человека, который имел право спрашивать её так». Дроздовский был недоволен тем, что Зоя слишком часто навещает взвод Кузнецова. Он хотел скрыть ото всех свои отношения с ней — боялся сплетен, которые начнут ходить по батарее и просочатся в штаб полка или дивизии. Зое горько было думать, что Дроздовский так мало любит её.

Дроздовский был из семьи потомственных военных. Его отец погиб в Испании, мать умерла в том же году. После смерти родителей Дроздовский не пошёл в детский дом, а жил у дальних родственников в Ташкенте. Он считал, что родители предали его и боялся, что Зоя тоже его предаст. Он требовал у Зои доказательств её любви к нему, но она не могла переступить последнюю черту, и это злило Дроздовского.

На батарею Дроздовского прибыл генерал Бессонов, который ждал возвращения разведчиков, отправившихся за «языком». Генерал понимал, что наступил переломный момент войны. Показания «языка» должны были дать недостающие сведения о резервах немецкой армии. От этого зависел исход Сталинградской битвы.

Бой начался с налёта «Юнкерсов», после которого в атаку пошли немецкие танки. Во время бомбёжки Кузнецов вспомнил об орудийных прицелах — если их разобьют, батарея не сможет стрелять. Лейтенант хотел послать Уханова, но понял, что не имеет права и никогда не простит себе, если с Ухановым что-то случится. Рискуя жизнью, Кузнецов пошёл к орудиям вместе с Ухановым и обнаружил там ездовых Рубина и Сергуненкова, с которыми лежал тяжело раненный разведчик.

Отправив разведчика на НП, Кузнецов продолжал бой. Вскоре он уже не видел ничего вокруг себя, он командовал орудием «в злом упоении, в азартном и неистовом единстве с расчётом». Лейтенант ощущал «эту ненависть к возможной смерти, эту слитость с орудием, эту лихорадку бредового бешенства и лишь краем сознания понимая, что он делает».

Тем временем немецкая самоходка спряталась за двумя подбитыми Кузнецовым танками и начала в упор расстреливать соседнее орудие. Оценив обстановку, Дроздовский вручил Сергуненкову две противотанковые гранаты и приказал подползти к самоходке и уничтожить её. Молодой и испуганный, Сергуненков погиб, так и не выполнив приказа. «Он послал Сергуненкова, имея право приказывать. А я был свидетелем — и на всю жизнь прокляну себя за это», — подумал Кузнецов.

К концу дня стало ясно, что русские войска не выдерживают натиск немецкой армии. Немецкие танки уже прорвались на северный берег реки Мышковой. Генерал Бессонов не хотел вводить в бой свежие войска, боясь, что у армии не хватит сил для решающего удара. Он приказал биться до последнего снаряда. Теперь Веснин понял, почему ходили слухи о жестокости Бессонова.

Перебравшись на К. П. Деева, Бессонов понял, что именно сюда немцы направили основной удар. Разведчик, найденный Кузнецовым, сообщил, что ещё два человека вместе с захваченным «языком» застряли где-то в немецком тылу. Вскоре Бессонову доложили, что немцы начали окружать дивизию.

Из штаба прибыл начальник контрразведки армии. Он показал Веснину немецкую листовку, где была напечатана фотография сына Бессонова, и рассказывалось, как хорошо ухаживают в немецком госпитале за сыном известного русского военачальника. В штабе хотели, чтобы Бесснонов неотлучно пребывал в КП армии, под присмотром. Веснин не поверил в предательство Бессонова-младшего, и решил пока не показывать эту листовку генералу.

Бессонов ввёл в бой танковый и механизированный корпуса и попросил Веснина поехать навстречу и поторопить их. Выполняя просьбу генерала, Веснин погиб. Генерал Бессонов так и не узнал, что его сын жив.

Единственное уцелевшее орудие Уханова замолчало поздним вечером, когда кончились снаряды, добытые у других орудий. В это время танки генерал-полковника Гота форсировали реку Мышкову. С наступлением темноты бой стал стихать за спиной.

Теперь для Кузнецова всё «измерялось другими категориями, чем сутки назад». Уханов, Нечаев и Чибисов были еле живы от усталости. «Это одно-единственное уцелевшее орудие <…> и их четверо <…> были награждены улыбнувшейся судьбой, случайным счастьем пережить день и вечер нескончаемого боя, прожить дольше других. Но радости жизни не было». Они оказались в немецком тылу.

Внезапно немцы снова начали атаковать. При свете ракет они увидели в двух шагах от своей огневой площадки тело человека. Чибисов выстрелил в него, приняв за немца. Это оказался один из тех русских разведчиков, которых так ждал генерал Бессонов. Ещё двое разведчиков вместе с «языком» спрятались в воронке возле двух подбитых бронетранспортёров.

В это время у расчёта появился Дроздовский, вместе с Рубиным и Зоей. Не взглянув на Дроздовского, Кузнецов взял Уханова, Рубина и Чибисова и отправился на помощь разведчику. Вслед за группой Кузнецова увязался и Дроздовский с двумя связистами и Зоей.

Пленного немца и одного из разведчиков нашли на дне большой воронки. Дроздовский приказал искать второго разведчика, несмотря на то, что, пробираясь к воронке, он привлёк внимание немцев, и теперь весь участок находился под пулемётным огнём. Сам Дроздовский пополз обратно, взяв с собой «языка» и уцелевшего разведчика. По дороге его группа попала под обстрел, во время которого Зою тяжело ранило в живот, а Дроздовского контузило.

Когда Зою на развёрнутой шинели донесли до расчёта, она была уже мертва. Кузнецов был как во сне, «всё, что держало его эти сутки в неестественном напряжении <…> вдруг расслабилось в нём». Кузнецов почти ненавидел Дроздовского за то, что тот не уберёг Зою. «Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слёз».

Уже поздним вечером Бессонов понял, что немцев не удалось столкнуть с северного берега реки Мышковой. К полуночи бои приостановились, и Бессонов думал, не связано ли это с тем, что немцы использовали все резервы. Наконец, на КП доставили «языка», который сообщил, что немцы действительно ввели в бой резервы. После допроса Бессонову сообщили, что погиб Веснин. Теперь Бессонов жалел, что их взаимоотношения «по вине его, Бессонова, <…> выглядели не такими, как хотел Веснин и какими они должны были быть».

С Бессоновым связался командующий фронтом и сообщил, что четыре танковых дивизии успешно выходят в тыл армии «Дон». Генерал приказал атаковать. Тем временем адъютант Бессонова нашёл среди вещей Веснина немецкую листовку, но так и не осмелился сказать о ней генералу.

Минут через сорок после начала атаки бой достиг переломной точки. Следя за боем, Бессонов не поверил своим глазам, когда увидел, что на правом берегу уцелело несколько орудий. Введённые в бой корпуса оттеснили немцев на правый берег, захватили переправы и начали окружать немецкие войска.

После боя Бессонов решил проехать по правому берегу, взяв с собой все имеющиеся в наличии награды. Он награждал всех, кто остался в живых после этого страшного боя и немецкого окружения. Бессонов «не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности». Орденом Красного Знамени был награждён весь расчёт лейтенанта Кузнецова. Уханова задело, что Дроздовскому тоже достался орден.

Кузнецов, Уханов, Рубин и Нечаев сидели и пили водку с опущенными в неё орденами, а впереди продолжался бой. Пересказала Юлия Песковая

Кузнецом со своими однокурсниками едет, предположительно, на Западный фронт, но после стоянки в Саратове оказалось, что всю дивизию перебрасывают под Сталинград. Незадолго до выгрузки у передовой, паровоз делает остановку. Солдаты, ожидая завтрака, вышли размяться.

Санинструктор Зоя, влюблённая в Дроздовского - командира батареи и однокурсника Кузнецова, постоянно приходила к их вагонам. На этой стоянке к составу присоединился Деев-командир дивизии и генерал-лейтенант Бессонов - командующий армией. Бессонова утвердил при личной встрече сам Сталин, предположительно из-за его репутации жестокого, готового на все ради победы. Вскоре всю дивизию выгрузили из состава и направили навстречу армии Паулюса.

Дивизия ушла далеко вперёд, а кухни остались позади. Солдаты были голодными, ели грязный снег, когда пришел приказ присоединиться к армии генерала Бессонова и выйти навстречу фашистской ударной группе генерал-полковника Гот. Перед армией Бессонова, куда входила дивизия Деева, верховным руководством страны была поставлена задача любыми жертвами удержать армию Гота и не пустить их к группировке Паулюса. Дивизия Деева окапывается у рубежа на берегу речки Мышковой. Выполняя приказ, батарея Кузнецова вкопала орудия у берега реки. После Кузнецов берёт с собой Зою и отправляются к Дроздовскому. Дроздовский недоволен, что Кузнецов водит дружбу с ещё одним их однокурсником Ухановым (Уханов не смог получить достойного звания, как его однокурсники только потому, что возвращаясь из самовольной отлучки через окно мужского сортира, застал генерала, восседающим на унитазе, и долго хохотал). Но Кузнецов не поддерживает снобизма Дроздовского и общается с Ухановым, как с равным себе. К Дроздовскому приезжает Бессонов и ждёт разведчиков, ушедших за «языком». От доноса «языка» зависит исход битвы за Сталинград. Неожиданно начинается бой. Налетели Юнкерсы, следом пошли танки. Кузнецов с Ухановым пробираются к своим орудиям и обнаруживают у них раненого разведчика. Он сообщает, что «язык» с двумя разведчиками сейчас в фашистском тылу. А тем временем гитлеровская армия берет в окружение дивизию Деева.

Вечером закончились все снаряды у последнего уцелевшего вкопанного орудия, за которым стоял Уханов. Немцы продолжали атаковать и продвигаться вперёд. Кузнецов, Дроздовский с Зоей, Уханов и ещё несколько человек из дивизии оказываются в тылу немцев. Они пошли разыскивать разведчиков с «языком». Их находят у воронки от взрыва и пытаются вызволить оттуда. Под обстрелом, контузит Дроздовского и ранит в живот Зою. Зоя умирает и Кузнецов винит в этом Дроздовского. Ненавидит его и рыдает, утирая лицо горячим от слёз снегом. «Язык», доставленный к Бессонову, подтверждает, что немцы ввели резервы.

Переломным моментом, повлиявшим на исход боя, стали орудия, вкопанные у берега и по счастливой случайности уцелевшие. Именно эти орудия, вкопанные батареей Кузнецова, оттеснили нацистов на правый берег, удержали переправы и позволили окружить германские войска. После окончания этого кровавого сражения Бессонов собрал все награды, которые у него были в наличии и, проехав по берегу реки Мышковой, награждал всех, кто выжил в немецком окружении. Кузнецов, Уханов и ещё несколько человек из взвода сидели и выпивали.

Краткое содержание романа Ю. Бондарева «Горячий снег».

Дивизию полковника Деева, в состав которой входила артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в числе многих других перебрасывали под Сталинград, где скапливались основные силы Советской Армии. В состав батареи входил взвод, которым командовал лейтенант Кузнецов. Дроздовский и Кузнецов окончили одно училище в Актюбинске. В училище Дроздовский «выделялся подчёркнутой, будто врождённой своей выправкой, властным выражением тонкого бледного лица - лучший курсант в дивизионе, любимец командиров-строевиков». И вот теперь, после окончания училища, Дроздовский стал ближайшим командиром Кузнецова.

Взвод Кузнецова состоял из 12 человек, среди которых были Чибисов, наводчик первого орудия Нечаев и старший сержант Уханов. Чибисов успел побывать в немецком плену. На таких, как он, смотрели косо, поэтому Чибисов изо всех сил старался услужить. Кузнецов считал, что Чибисов должен был покончить с собой, вместо того, чтобы сдаться, но Чибисову было больше сорока, и в тот момент он думал только о своих детях.

Нечаев, бывший моряк из Владивостока, был неисправимым бабником и при случае любил поухаживать за санинструктором батареи Зоей Елагиной.

До войны сержант Уханов служил в уголовном розыске, потом окончил Актюбинское военное училище вместе с Кузнецовым и Дроздовским. Однажды Уханов возвращался из самоволки через окно туалета, наткнулся на командира дивизиона, который восседал на толчке и не смог сдержать смеха. Разразился скандал, из-за которого Уханову не дали офицерского звания. По этой причине Дроздовский относился к Уханову пренебрежительно. Кузнецов же принимал сержанта как равного.

Санинструктор Зоя на каждой остановке прибегала к вагонам, в которых размещалась батарея Дроздовского. Кузнецов догадывался, что Зоя приходила только для того, чтобы увидеть командира батареи.

На последней остановке к эшелону прибыл Деев, командир дивизии, в которую входила и батарея Дроздовского. Рядом с Деевым «опираясь на палочку, шёл сухощавый, слегка неровный в походке незнакомый генерал. <…> Это был командующий армией генерал-лейтенант Бессонов». Восемнадцатилетний сын генерала пропал без вести на Волховском фронте, и теперь каждый раз, когда взгляд генерала падал на какого-нибудь молоденького лейтенанта, он вспоминал о сыне.

На этой остановке дивизия Деева выгрузилась из эшелона и двинулась дальше на лошадиной тяге. Во взводе Кузнецова лошадьми управляли ездовые Рубин и Сергуненков. На закате сделали короткий привал. Кузнецов догадывался, что Сталинград остался где-то за спиной, но не знал, что их дивизия двигалась «навстречу начавшим наступление немецким танковым дивизиям с целью деблокировать окружённую в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса».

Кухни отстали и затерялись где-то в тылу. Люди были голодны и вместо воды собирали с обочин затоптанный, грязный снег. Кузнецов заговорил об этом с Дроздовским, но тот резко осадил его, заявив, что это в училище они были на равных, а теперь командир - он. «Каждое слово Дроздовского <…> поднимало в Кузнецове такое необоримое, глухое сопротивление, как будто то, что делал, говорил, приказывал ему Дроздовский, было упрямой и рассчитанной попыткой напомнить о своей власти, унизить его». Армия двинулась дальше, на все лады ругая пропавших где-то старшин.

В то время как танковые дивизии Манштейна начали прорыв к окружённой нашими войсками группировке генерал-полковника Паулюса, свежесформированная армия, в составе которой входила и дивизия Деева, по приказу Сталина была брошена на юг, навстречу немецкой ударной группе «Гот». Этой новой армией и командовал генерал Пётр Александрович Бессонов, немолодой замкнутый человек. «Он не хотел нравиться всем, не хотел казаться приятным для всех собеседником. Подобная мелкая игра с целью завоевания симпатий всегда претила ему».

В последнее время генералу казалось, что «вся жизнь сына чудовищно незаметно прошла, скользнула мимо него». Всю жизнь, переезжая из одной военной части в другую, Бессонов думал, что ещё успеет переписать свою жизнь набело, но в госпитале под Москвой ему «впервые пришла мысль, что его жизнь, жизнь военного, наверное, может быть только в единственном варианте, который он сам выбрал раз и навсегда». Именно там произошла его последняя встреча с сыном Виктором - свежеиспечённым младшим лейтенантом пехоты. Жена Бессонова, Ольга, просила, чтобы он взял сына к себе, но Виктор отказался, а Бессонов не настаивал. Теперь его мучило сознание, что он мог уберечь единственного сына, но не сделал этого. «Он всё острее чувствовал, что судьба сына становится его отцовским крестом».

Даже во время приёма у Сталина, куда Бессонова пригласили перед новым назначением, возник вопрос о его сыне. Сталин был прекрасно осведомлён о том, что Виктор входил в состав армии генерала Власова, да и сам Бессонов был с ним знаком. Тем не менее, назначение Бессонова генералом новой армии Сталин утвердил.

C 24 по 29 ноября войска Донского и Сталинградского фронтов вели бои против окружённой немецкой группировки. Гитлер приказал Паулюсу сражаться до последнего солдата, затем поступил приказ об операции «Зимняя гроза» - прорыве окружения немецкой армией «Дон» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. 12 декабря генерал-полковник Гот нанёс удар в стык двух армий Сталинградского фронта. К 15 декабря немцы продвинулись на сорок пять километров к Сталинграду. Введённые резервы не смогли изменить обстановку - немецкие войска упорно пробивались к окружённой группировке Паулюса. Главной задачей армии Бессонова, усиленной танковым корпусом, было задержать немцев, а затем заставить их отступать. Последним рубежом была река Мышкова, после которой до самого Сталинграда простиралась ровная степь.

На КП армии, расположенном в полуразрушенной станице, произошёл неприятный разговор между генералом Бессоновым и членом военного совета, дивизионным комиссаром Виталием Исаевичем Весниным. Бессонов не доверял комиссару, считал, что его послали присматривать за ним из-за мимолётного знакомства с предателем, генералом Власовым.

Глубокой ночью дивизия полковника Деева начала окапываться на берегу реки Мышковой. Батарея лейтенанта Кузнецова вкапывала орудия в мёрзлую землю на самом берегу реки, ругая старшину, на сутки отставшего от батареи вместе с кухней. Присев немного отдохнуть, лейтенант Кузнецов вспомнил родное Замоскворечье. Отец лейтенанта, инженер, простудился на строительстве в Магнитогорске и умер. Дома остались мать и сестра.

Окопавшись, Кузнецов вместе с Зоей отправился в командный пункт к Дроздовскому. Кузнецов смотрел на Зою, и ему казалось, что он «видел её, Зою, <…> в уютно натопленном на ночь доме, за столом, покрытым к празднику чистой белой скатертью», в своей квартире на Пятницкой.

Командир батареи объяснил военную обстановку и заявил, что недоволен дружбой, которая возникла между Кузнецовым и Ухановым. Кузнецов возразил, что Уханов мог бы быть хорошим командиром взвода, если бы получил звание.

Когда Кузнецов вышел, Зоя осталась с Дроздовским. Он заговорил с ней «ревнивым и одновременно требовательным тоном человека, который имел право спрашивать её так». Дроздовский был недоволен тем, что Зоя слишком часто навещает взвод Кузнецова. Он хотел скрыть ото всех свои отношения с ней - боялся сплетен, которые начнут ходить по батарее и просочатся в штаб полка или дивизии. Зое горько было думать, что Дроздовский так мало любит её.

Дроздовский был из семьи потомственных военных. Его отец погиб в Испании, мать умерла в том же году. После смерти родителей Дроздовский не пошёл в детский дом, а жил у дальних родственников в Ташкенте. Он считал, что родители предали его и боялся, что Зоя тоже его предаст. Он требовал у Зои доказательств её любви к нему, но она не могла переступить последнюю черту, и это злило Дроздовского.

На батарею Дроздовского прибыл генерал Бессонов, который ждал возвращения разведчиков, отправившихся за «языком». Генерал понимал, что наступил переломный момент войны. Показания «языка» должны были дать недостающие сведения о резервах немецкой армии. От этого зависел исход Сталинградской битвы.

Бой начался с налёта «Юнкерсов», после которого в атаку пошли немецкие танки. Во время бомбёжки Кузнецов вспомнил об орудийных прицелах - если их разобьют, батарея не сможет стрелять. Лейтенант хотел послать Уханова, но понял, что не имеет права и никогда не простит себе, если с Ухановым что-то случится. Рискуя жизнью, Кузнецов пошёл к орудиям вместе с Ухановым и обнаружил там ездовых Рубина и Сергуненкова, с которыми лежал тяжело раненный разведчик.

Отправив разведчика на НП, Кузнецов продолжал бой. Вскоре он уже не видел ничего вокруг себя, он командовал орудием «в злом упоении, в азартном и неистовом единстве с расчётом». Лейтенант ощущал «эту ненависть к возможной смерти, эту слитость с орудием, эту лихорадку бредового бешенства и лишь краем сознания понимая, что он делает».

Тем временем немецкая самоходка спряталась за двумя подбитыми Кузнецовым танками и начала в упор расстреливать соседнее орудие. Оценив обстановку, Дроздовский вручил Сергуненкову две противотанковые гранаты и приказал подползти к самоходке и уничтожить её. Молодой и испуганный, Сергуненков погиб, так и не выполнив приказа. «Он послал Сергуненкова, имея право приказывать. А я был свидетелем - и на всю жизнь прокляну себя за это», - подумал Кузнецов.

К концу дня стало ясно, что русские войска не выдерживают натиск немецкой армии. Немецкие танки уже прорвались на северный берег реки Мышковой. Генерал Бессонов не хотел вводить в бой свежие войска, боясь, что у армии не хватит сил для решающего удара. Он приказал биться до последнего снаряда. Теперь Веснин понял, почему ходили слухи о жестокости Бессонова.

Перебравшись на КП Деева, Бессонов понял, что именно сюда немцы направили основной удар. Разведчик, найденный Кузнецовым, сообщил, что ещё два человека вместе с захваченным «языком» застряли где-то в немецком тылу. Вскоре Бессонову доложили, что немцы начали окружать дивизию.

Из штаба прибыл начальник контрразведки армии. Он показал Веснину немецкую листовку, где была напечатана фотография сына Бессонова, и рассказывалось, как хорошо ухаживают в немецком госпитале за сыном известного русского военачальника. В штабе хотели, чтобы Бесснонов неотлучно пребывал в КП армии, под присмотром. Веснин не поверил в предательство Бессонова-младшего, и решил пока не показывать эту листовку генералу.

Бессонов ввёл в бой танковый и механизированный корпуса и попросил Веснина поехать навстречу и поторопить их. Выполняя просьбу генерала, Веснин погиб. Генерал Бессонов так и не узнал, что его сын жив.

Единственное уцелевшее орудие Уханова замолчало поздним вечером, когда кончились снаряды, добытые у других орудий. В это время танки генерал-полковника Гота форсировали реку Мышкову. С наступлением темноты бой стал стихать за спиной.

Теперь для Кузнецова всё «измерялось другими категориями, чем сутки назад». Уханов, Нечаев и Чибисов были еле живы от усталости. «Это одно-единственное уцелевшее орудие <…> и их четверо <…> были награждены улыбнувшейся судьбой, случайным счастьем пережить день и вечер нескончаемого боя, прожить дольше других. Но радости жизни не было». Они оказались в немецком тылу.

Внезапно немцы снова начали атаковать. При свете ракет они увидели в двух шагах от своей огневой площадки тело человека. Чибисов выстрелил в него, приняв за немца. Это оказался один из тех русских разведчиков, которых так ждал генерал Бессонов. Ещё двое разведчиков вместе с «языком» спрятались в воронке возле двух подбитых бронетранспортёров.

В это время у расчёта появился Дроздовский, вместе с Рубиным и Зоей. Не взглянув на Дроздовского, Кузнецов взял Уханова, Рубина и Чибисова и отправился на помощь разведчику. Вслед за группой Кузнецова увязался и Дроздовский с двумя связистами и Зоей.

Пленного немца и одного из разведчиков нашли на дне большой воронки. Дроздовский приказал искать второго разведчика, несмотря на то, что, пробираясь к воронке, он привлёк внимание немцев, и теперь весь участок находился под пулемётным огнём. Сам Дроздовский пополз обратно, взяв с собой «языка» и уцелевшего разведчика. По дороге его группа попала под обстрел, во время которого Зою тяжело ранило в живот, а Дроздовского контузило.

Когда Зою на развёрнутой шинели донесли до расчёта, она была уже мертва. Кузнецов был как во сне, «всё, что держало его эти сутки в неестественном напряжении <…> вдруг расслабилось в нём». Кузнецов почти ненавидел Дроздовского за то, что тот не уберёг Зою. «Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слёз».

Уже поздним вечером Бессонов понял, что немцев не удалось столкнуть с северного берега реки Мышковой. К полуночи бои приостановились, и Бессонов думал, не связано ли это с тем, что немцы использовали все резервы. Наконец, на КП доставили «языка», который сообщил, что немцы действительно ввели в бой резервы. После допроса Бессонову сообщили, что погиб Веснин. Теперь Бессонов жалел, что их взаимоотношения «по вине его, Бессонова, <…> выглядели не такими, как хотел Веснин и какими они должны были быть».

С Бессоновым связался командующий фронтом и сообщил, что четыре танковых дивизии успешно выходят в тыл армии «Дон». Генерал приказал атаковать. Тем временем адъютант Бессонова нашёл среди вещей Веснина немецкую листовку, но так и не осмелился сказать о ней генералу.

Минут через сорок после начала атаки бой достиг переломной точки. Следя за боем, Бессонов не поверил своим глазам, когда увидел, что на правом берегу уцелело несколько орудий. Введённые в бой корпуса оттеснили немцев на правый берег, захватили переправы и начали окружать немецкие войска.

После боя Бессонов решил проехать по правому берегу, взяв с собой все имеющиеся в наличии награды. Он награждал всех, кто остался в живых после этого страшного боя и немецкого окружения. Бессонов «не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности». Орденом Красного Знамени был награждён весь расчёт лейтенанта Кузнецова. Уханова задело, что Дроздовскому тоже достался орден.

Кузнецов, Уханов, Рубин и Нечаев сидели и пили водку с опущенными в неё орденами, а впереди продолжался бой.

Роман «Горячий снег» Бондарева, написанный в 1970 году, повествует о реальных событиях, происшедших во время Великой Отечественной войны. В книге описано одно из важнейших сражений, решивших исход Сталинградской битвы.

Для лучшей подготовки к уроку литературы и для читательского дневника рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Горячий снег» по главам. Проверить свои знания можно при помощи теста на нашем сайте.

Главные герои

Бессонов – генерал, зрелый, сдержанный, ответственный мужчина.

Кузнецов – молодой лейтенант, командир взвода.

Дроздовский – командир артиллерийской батареи, дисциплинированный, волевой парень.

Зоя Елагина – санинструктор, предмет любви Кузнецова и Дроздовского

Другие персонажи

Уханов – старший сержант, командир орудия.

Чибисов – мужчина лет сорока, самый старший в взводе.

Евстигнеев – наводчик, спокойный и опытный боец.

Нечаев – наводчик первого орудия.

Рубин – ездовой, прямолинейный и грубый.

Деев – комдив.

Веснин – член Венного совета.

Давлатян – командир второго взвода.

Главы 1-2

Лейтенант Кузнецов узнает, что дивизию полковника Деева « срочно перебрасывают под Сталинград, а не на Западный фронт, как предполагалось вначале ». В состав дивизии входит и артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в которую, в свою очередь входит взвод лейтенанта Кузнецова.

Эшелон надолго останавливается в степи, на улице – градусов тридцать мороза, не меньше. Кузнецов направляется к командиру батареи Дроздовскому, с которым вместе учился в военном училище. Уже тогда это был « лучший курсант в дивизионе, любимец командиров-строевиков ». Теперь Дроздовский – непосредственный начальник Кузнецова.

Взвод Кузнецова состоит из двенадцати человек, среди которых особенно выделялись Чибисов, Уханов и Нечаев. Чибисов был самым старшим, он уже успел побывать в немецком плену, и теперь всячески старался доказать свою преданность.

Уханов до войны служил в уголовном розыске, а после учился в одном училище с Дроздовским и Кузнецовым. Последнему непросто общаться на правах командира со своим бывшим однокурсником, которого в свое время « в силу непонятных причин » не допустили к экзаменам.

Во время вынужденной остановки бойцы и, в особенности, Нечаев, лихо заигрывают с симпатичной Зоей Елагиной – санинструктором батареи. Кузнецов догадывается, что Зоя часто заглядывает к ним в вагон не для проверки, а для того, чтобы увидеть Дроздовского.

На последней остановке к поезду прибывает командир дивизии Деев в сопровождении командующего армией генерал-лейтенанта Бессонова. Он часто думает « о своем восемнадцатилетнем сыне, пропавшем без вести в июне на Волховском фронте », и каждый раз, завидя молодого лейтенанта, он вспоминает о сыне.

Главы 3-4

Дивизия Деева выгружается из эшелона и продолжает свой путь на лошадях. Кузнецов догадывается, что Сталинград остался где-то позади, но еще не знает, что их дивизия движется навстречу противнику с одной целью – « деблокировать окруженную в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса ».

Полевая кухня отстает, и голодным бойцам не остается ничего другого, как есть снег. Кузнецов передает возмущения своих подчиненных Дроздовскому, но тот лишь жестко приказывает подготовить « личный состав не к мыслям о жратве, а к бою ».

Главы 5-7

Танковые дивизии Манштейна начинают бои с целью прорыва в « истерзанный четырехмесячной битвой Сталинград », к многотысячной армии генерала Паулюса, зажатого со всех сторон советскими войсками.

Одновременно с этим « свежесформированная в тылу армия » под командованием генерала Бессонова, в состав которой вошла и дивизия Деева, была направлена на юг « навстречу армейской ударной группе «Гот »».

В это время полным ходом идет гитлеровская операция под названием «Зимний сон», смысл которой заключался в том, чтобы взять в окружение «Дон». Этому препятствуют войска Донского и Сталинградского фронтов. Паулюс требует у Гитлера согласие на отступление, но тот отдает приказ « не оставлять Сталинград, держать круговую оборону, сражаться до последнего солдата ».

Немцы медленно, но уверенно продвигаются к Сталинграду, и главной задачей армии Бессонова становится задержание немцев на подступах к городу.

Главы 8-14

После двухсоткилометрового броска дивизия Деева занимает оборону на северном берегу реки Мышкова, ставшим « последним барьером перед Сталинградом ».

Дроздовский приказывает явиться Кузнецову и Давлатяну, чтобы сообщить им о неустойчивом положении впереди. Для выяснения расположения немцев « из стрелковой дивизии выслана разведка ». Если все пройдет успешно, ночью разведка должна выйти к мосту. Дроздовский приказывает « наблюдать и не открывать огня по этому району, даже если начнут немцы ».

К Дроздовскому приходит Зоя, и он выражает свое недовольство тем, что она много времени проводит с Кузнецовым. Командир ревнует девушку, и вместе с тем хочет скрыть отношения с ней.

Дроздовский делится с Зоей болезненными воспоминаниями детства: отец погиб в Испании, в тот же год умерла мать. Он не отправился в детдом, а переехал к дальним родственникам в Ташкент и « пять лет, как щенок, спал на сундуках – до самого окончания школы ». Дроздовский считает, что родители, которых он так любил, предали его, и боится, что Зоя также предаст его « с каким-нибудь сопляком ».

Прибывают Деев и Бессонов, чтобы лично расспросить разведчиков, которые должны вернуться с «языком». Генерал понимает, что наступает переломный момент войны: от показания пленного немца будет зависеть исход Сталинградской битвы.

Бой начинается с приближения « тяжело нагруженных “юнкерсов », вслед за которыми в атаку идут немецкие танки. Ожесточенные сражения не прекращаются ни на минуту, и к концу дня советская армия не выдерживает натиска немцев. Вражеские танки прорываются на северный берег реки Мышковой. Бессонов не планирует вводить в бой свежие войска, чтобы приберечь силы для решающего удара. Он приказывает биться « до последнего снаряда. До последнего патрона ».

Чувствуя успех, немцы торопятся до темноты расширить и углубить свой прорыв. В противостоянии двух армий наблюдается то « критическое положение, то состояние наивысшей точки боя, когда натянутая стрела напряглась до предела, готовая вот-вот оборваться ».

Главы 15-17

Одному разведчику с трудом удается прорваться к «своим». Он сообщает, что остальные разведчики, обнаруженные немцами, были вынуждены дать бой, и теперь « застряли вместе со взятым “языком” » где-то в немецком тылу.

Бессонову докладывают, что дивизия попадает в окружение и « немцы могут перерезать связь ». Тем временем Веснину приносят немецкую листовку, на которой изображена фотография пропавшего сына Бессонова с надписью « Сын известного большевистского военачальника на излечении в немецком госпитале ». Веснин отказывается верить в предательство Бессонова-младшего, и решает пока не показывать листовку генералу. При исполнении приказа Веснин погибает, и Бессонов так и не узнает, что его сын жив.

Главы 18-23

Единственное, « чудом уцелевшее орудие Уханова » к вечеру окончательно замолкает – закончились все снаряды, принесенные от других орудий. Танки генерала Гота форсируют реку Мышкову. С наступлением темноты « бой стал отдаляться, постепенно стихать за спиной ».

Уханов, Чибисов и Нечаев еле живы от усталости. Этим четверым выпадает большое счастье – « пережить день и вечер нескончаемого боя, прожить дольше других ». Они еще не знают, что оказались во вражеском тылу.

В землянке Кузнецов находит Зою. Она передает командиру взвода записку от смертельно раненого Давлатяна, который просит в случае смерти написать письмо матери и любимой девушке.

Неожиданно начинается атака. При свете ракет Чибисов замечает постороннего человека и, приняв за немца, стреляет в него. Им оказывается один из разведчиков, которых так ждал генерал Бессонов. Он сообщает, что в воронке от снаряда спрятались еще двое разведчиков с «языком».

На помощь разведчикам отправляется Кузнецов в сопровождении Уханова, Чибисова и Рубина. Вслед за ними выдвигается Дроздовский с Зоей и двумя связистами. Группа привлекает к себе внимание немцев, и попадает под обстрел, во время которого Зою прошивает автоматная очередь, а Дроздовского контузит.

Зоя умирает, и Кузнецов обвиняет в ее гибели Дроздовского, который, в свою очередь даже после смерти ревнует возлюбленную.

Главы 24-26

Уже поздним вечером Бессонов понимает, что, несмотря на все усилия, « немцев не удалось столкнуть с захваченного ими к исходу дня северобережного плацдарма ». От доставленного на КП «языка» генерал узнает важную новость – немцами были введены в бой все резервы. Вскоре ему сообщают, что четыре танковые дивизии движутся в направлении тыла армии «Дон». В свою очередь, Бессонов отдает приказ об атаке.

Через сорок минут « бой в северобережной части станицы достиг переломной точки ». Бессонов не верит своим глазам, когда замечает на правом берегу несколько чудом уцелевших орудий и бойцов, отрезанных от дивизии, которые начинают вести огонь по противнику. Противник медленно отступает.

Растроганный храбростью своих бойцов, генерал Бессонов отправляется на правый берег, чтобы лично наградить всех, кто остался в живых после страшного боя и фашистского окружения.

Четверке бойцов, выживших из взвода Кузнецова, Бессонов вручает « ордена Красного Знамени от имени верховной власти ». Уханов предлагает тут же обмыть ордена: « Перемелется – мука будет. Нам приказано жить ».

Заключение

В своем произведении Юрий Бондарев максимально полно раскрывает трагизм Великой Отечественной войны и беспримерный героизм всего советского народа. Ключевое место в книге занимают нравственные и психологические аспекты.

Для более полного понимания творчества писателя рекомендуем после ознакомления с кратким пересказом «Горячий снег» прочесть роман полностью.

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.4 . Всего получено оценок: 52.

Юрий Бондарев

ГОРЯЧИЙ СНЕГ

Глава первая

Кузнецову не спалось. Все сильнее стучало, гремело по крыше вагона, вьюжно ударяли нахлесты ветра, все плотнее забивало снегом едва угадываемое оконце над нарами.

Паровоз с диким, раздирающим метель ревом гнал эшелон в ночных полях, в белой, несущейся со всех сторон мути, и в гремучей темноте вагона, сквозь мерзлый визг колес, сквозь тревожные всхлипы, бормотание во сне солдат был слышен этот непрерывно предупреждающий кого-то рев паровоза, и чудилось Кузнецову, что там, впереди, за метелью, уже мутно проступало зарево горящего города.

После стоянки в Саратове всем стало ясно, что дивизию срочно перебрасывают под Сталинград, а не на Западный фронт, как предполагалось вначале; и теперь Кузнецов знал, что ехать оставалось несколько часов. И, натягивая на щеку жесткий, неприятно влажный воротник шинели, он никак не мог согреться, набрать тепло, чтобы уснуть: пронзительно дуло в невидимые щели заметенного оконца, ледяные сквозняки гуляли по нарам.

«Значит, я долго не увижу мать, - съеживаясь от холода, подумал Кузнецов, - нас провезли мимо…».

То, что было прошлой жизнью, - летние месяцы в училище в жарком, пыльном Актюбинске, с раскаленными ветрами из степи, с задыхающимися в закатной тишине криками ишаков на окраинах, такими ежевечерне точными по времени, что командиры взводов на тактических занятиях, изнывая от жажды, не без облегчения сверяли по ним часы, марши в одуряющем зное, пропотевшие и выжженные на солнце добела гимнастерки, скрип песка на зубах; воскресное патрулирование города, в городском саду, где по вечерам мирно играл на танцплощадке военный духовой оркестр; затем выпуск в училище, погрузка по тревоге осенней ночью в вагоны, угрюмый, в диких снегах лес, сугробы, землянки формировочного лагеря под Тамбовом, потом опять по тревоге на морозно розовеющем декабрьском рассвете спешная погрузка в эшелон и, наконец, отъезд - вся эта зыбкая, временная, кем-то управляемая жизнь потускнела сейчас, оставалась далеко позади, в прошлом. И не было надежды увидеть мать, а он совсем недавно почти не сомневался, что их повезут на запад через Москву.

«Я напишу ей, - с внезапно обострившимся чувством одиночества подумал Кузнецов, - и все объясню. Ведь мы не виделись девять месяцев…».

А весь вагон спал под скрежет, визг, под чугунный гул разбежавшихся колес, стены туго качались, верхние нары мотало бешеной скоростью эшелона, и Кузнецов, вздрагивая, окончательно прозябнув на сквозняках возле оконца, отогнул воротник, с завистью посмотрел на спящего рядом командира второго взвода лейтенанта Давлатяна - в темноте нар лица его не было видно.

«Нет, здесь, возле окна, я не усну, замерзну до передовой», - с досадой на себя подумал Кузнецов и задвигался, пошевелился, слыша, как хрустит иней на досках вагона.

Он высвободился из холодной, колючей тесноты своего места, спрыгнул с нар, чувствуя, что надо обогреться у печки: спина вконец окоченела.

В железной печке сбоку закрытой двери, мерцающей толстым инеем, давно погас огонь, только неподвижным зрачком краснело поддувало. Но здесь, внизу, казалось, было немного теплее. В вагонном сумраке этот багровый отсвет угля слабо озарял разнообразно торчащие в проходе новые валенки, котелки, вещмешки под головами. Дневальный Чибисов неудобно спал на нижних нарах, прямо на ногах солдат; голова его до верха шапки была упрятана в воротник, руки засунуты в рукава.

Чибисов! - позвал Кузнецов и открыл дверцу печки, повеявшей изнутри еле уловимым теплом. - Все погасло, Чибисов!

Ответа не было.

Дневальный, слышите?

Чибисов испуганно вскинулся, заспанный, помятый, шапка-ушанка низко надвинута, стянута тесемками у подбородка. Еще не очнувшись ото сна, он пытался оттолкнуть ушанку со лба, развязать тесемки, непонимающе и робко вскрикивая:

Что это я? Никак, заснул? Ровно оглушило меня беспамятством. Извиняюсь я, товарищ лейтенант! Ух, до косточек пробрало меня в дремоте-то!..

Заснули и весь вагон выстудили, - сказал с упреком Кузнецов.

Да не хотел я, товарищ лейтенант, невзначай, без умыслу, - забормотал Чибисов. - Повалило меня…

Затем, не дожидаясь приказаний Кузнецова, с излишней бодростью засуетился, схватил с пола доску, разломал ее о колено и стал заталкивать обломки в печку. При этом бестолково, будто бока чесались, двигал локтями и плечами, часто нагибаясь, деловито заглядывал в поддувало, где ленивыми отблесками заползал огонь; ожившее, запачканное сажей лицо Чибисова выражало заговорщицкую подобострастность.

Я теперича, товарищ лейтенант, тепло нагоню! Накалим, ровно в баньке будет. Иззябся я сам за войну-то! Ох как иззябся, кажную косточку ломит - слов нет!..

Кузнецов сел против раскрытой дверцы печки. Ему неприятна была преувеличенно нарочитая суетливость дневального, этот явный намек на свое прошлое. Чибисов был из его взвода. И то, что он, со своим неумеренным старанием, всегда безотказный, прожил несколько месяцев в немецком плену, а с первого дня появления во взводе постоянно готов был услужить каждому, вызывало к нему настороженную жалость.

Чибисов мягко, по-бабьи опустился на нары, непроспанные глаза его моргали.

В Сталинград, значит, едем, товарищ лейтенант? По сводкам-то какая мясорубка там! Не боязно вам, товарищ лейтенант? Ничего?

Приедем - увидим, что за мясорубка, - вяло отозвался Кузнецов, всматриваясь в огонь. - А вы что, боитесь? Почему спросили?

Да, можно сказать, того страху нету, что раньше-то, - фальшиво весело ответил Чибисов и, вздохнув, положил маленькие руки на колени, заговорил доверительным тоном, как бы желая убедить Кузнецова: - После, как наши из плена-то меня освободили, поверили мне, товарищ лейтенант. А я цельных три месяца, ровно щенок в дерьме, у немцев просидел. Поверили… Война вон какая огромная, разный народ воюет. Как же сразу верить-то? - Чибисов скосился осторожно на Кузнецова; тот молчал, делая вид, что занят печкой, обогреваясь ее живым теплом: сосредоточенно сжимал и разжимал пальцы над открытой дверцей. - Знаете, как в плен-то я попал, товарищ лейтенант?.. Не говорил я вам, а сказать хочу. В овраг нас немцы загнали. Под Вязьмой. И когда танки ихние вплотную подошли, окружили, а у нас и снарядов уж нет, комиссар полка на верх своей «эмки» выскочил с пистолетом, кричит: «Лучше смерть, чем в плен к фашистским гадам!» - и выстрелил себе в висок. От головы брызнуло даже. А немцы со всех сторон бегут к нам. Танки их живьем людей душат. Тут и… полковник и еще кто-то…